– Вы опять угадали, – сказала Людмила просто. – Как вы понимаете! Как вы до глубины поняли! А я знаю, что другие не понимают. Вот этого никто бы не понял.
– У меня тоже в детстве бывало такое чувство – я его знаю. Не от этого, от другого – все равно. Я сразу понял, когда вы только что начали…
Людмила вдруг вскочила и сказала совсем другим голосом, громче и будто спеша:
– Однако идем, идем. Пора! Я опоздаю на вечер. Елецкий молча встал, и они пошли.
Через несколько минут Людмила опять сказала:
– Да, все это прекурьезно… И бывают же такие сентиментальные настроения… Болтаешь пустяки, часто даже выдумываешь…
– И зачем вы опять говорите неправду? – тихо сказал Елецкий.
Людмила вдруг остановилась.
Лицо ее, как всегда, было равнодушно и почти весело, только прозрачные глаза чуть потемнели.
– Послушайте, – сказала она опять прежним, медленным голосом. – Вы хотите правды?
– Да, хочу, – отвечал Елецкий.
– Вы сделаете, как я скажу?
– Да.
– Мне начинает казаться, что вы такой, каких в самом деле нет, что вы настоящий. Я ошибаюсь, но теперь я могу рассуждать, я вижу, что ошибаюсь – и почти спокойна, а после… может быть, все изменится. Если мы сблизимся… Теперь – я вас не знаю (я ведь только угадываю), вы не знаете меня. Мы – чужие. Бог весть что будет после. Но так хорошо, как теперь, как сегодня, не будет. Хочу, чтобы это воспоминание осталось нетронутым. Мы ошибаемся – пускай! Ошибка не мучительна, когда все кончается раньше, чем отнимет жизнь… Не испортим действительностью, какова бы она ни была, наши мечтанья. Хорошо?.. Уезжайте завтра.
– Вы хотите оборвать…
– Вовремя. Мне слишком дороги вот эти несколько минут, когда я подумала… Оставьте мне эту радость. Потом все испортится. Ведь не верю я в то, что мне кажется, не могу верить… И вы, как все… Но дайте вспоминать о вас, как об ином, как я хочу… Поймите меня!
– Но если поздно, Людмила Сергеевна, если…
– Неправда! – вдруг вскрикнула Людмила, – неправда! Вы меня не любите! слышите? Да как же вам не жаль меня, зачем все отнимать, зачем не оставить светлого луча…
Она схватила его за плечи и приблизила к нему свое лицо. Он тихо освободился и проговорил, не глядя на нее:
– Да, вы правы. Я вас еще не люблю. Вы не знаете меня, я не знаю вас. Прощайте.
Он опустился на траву.
Людмила постояла с минуту молча, потом пошла от него. Пройдя несколько шагов, она обернулась и сказала с усилием:
– А это… эту ложь и то, что я очень счастлива, и всю эту… – она остановилась на мгновение – пошлость вокруг меня… вы не вспоминайте. И поймите сами все, как поняли голубое небо…
Антон Антонович в хлопотах.
У него явилась блестящая идея устроить литературный вечер. И не то что один, а целый ряд литературных вечеров, где все будут читать собственные произведения.
Место – квартира Антона Антоновича.
Таким образом у Антона Антоновича соберется избранное общество, интерес будет возрастать, и, конечно, это не винт у кассира или глупые фанты у главного управляющего; это настоящее, серьезное занятие, это может благотворно повлиять на молодые умы и, кто знает, может даже отвлечь некоторых от ротонды, танцев…
Антон Антонович сделается главным лицом в городке. А зимой, когда уедут дачники, он может приготовляться, собирать материал, списаться кое с кем…
Так мечтал Антон Антонович.
В участвующих недостатка не было. Во-первых, он сам. Затем все студенты и гимназисты с Ламме во главе. Один казацкий офицер. И, наконец, барышня-поэтесса, маленькая, черненькая с круглыми выпуклыми глазами. Фамилия ее была Манлиева.
Антон Антонович ужасно огорчился, что уехал Елецкий. Все-таки петербуржец, образованный; и говорил, что интересуется литературой.
Важный дипломат Людмилы уехал на две недели, гимназисты были заняты организацией будущих вечеров, и Антон Антонович чаще прежнего гулял вдвоем с Людмилой.
Намеки были в полном ходу, Но Людмиле сделалось скучно, и она спросила его своим скользящим, небрежным голосом.
– Вы, Антон Антонович, очень меня любите? Антон Антонович не смутился и сейчас же ответил:
– Это смотря по вашему отношению. Если хорошо относитесь…
– Вы видите, что хорошо…
– Ну, тогда крепко… Впрочем, прошу у вас позволения написать письмо. Следует, чтобы вы знали мою жизнь. Мне скрывать нечего. Прошу тоже, чтобы это письмо было известно вам одной и вслед по прочтении уничтожено.
– Хорошо, я разорву. Когда будет письмо?
– Послезавтра на бале. До тех пор мы не увидимся. Мне надо обдумать. На другой день после бала состоится первый литературный вечер. Приготовьте несколько слов и отдайте мне осторожно. Идет?
Людмила сделала серьезное лицо, опустила глаза и кивнула головой. Ей было интересно, что за письмо напишет Антон Антонович.
Усталая Людмила вернулась с вечера. Ей пришлось танцевать до упаду. Лицо побледнело, и точно жизнь сошла с него. Светлые, ничего не выражающие глаза смотрели прямо.
Людмила вошла в свою комнату с широким венецианским окном. Она отворила его, взглянула в темный сад. Потом спустила легкую занавеску, зажгла лампу, расплела волосы. Двигалась она лениво и медленно. Снимая платье, она вынула из кармана маленький смятый конвертик и бросила его на стол.
Наконец она разделась, поправила занавеску и села на постель.
Из конверта Людмила вынула вчетверо сложенный лист бумаги. Он был исписан мелко, ровно и красиво; буквы стояли как печатные.